Рифма

РИ́ФМА (от греч. ῥυθμός — плавность, соразмерность) — созвучие стихотв. строк, системат. повторяющееся на определ. месте стиха; играет фонетич., метрич. и строфообразующую роль в композиции стихотв. текста. В поэзии большинства народов мира Р. располагается на концах стихов (реже полустиший), отмечая их границы и связывая стихи между собой. В нек-рых стихотв. традициях концевые Р. могут отсутствовать; в этом случае организующую функцию могут выполнять нач. Р. (напр., ассонансы в монгол. поэзии) и внутр. Р. (аллитерац. стих). В европ. поэзии нач. и внутр. Р., а также их соединение с концевыми Р. встречаются эпизодически и не имеют метрич. значения ("Я видал иногда, как ночная звезда..." М. Лермонтов; "Угрюмый дождь скосил глаза / А за решеткой четкой..." В. Маяковский; "Верили мы в неверное, / Мерили мир любовию, / Падали в смерть без ропота, / Радо ли сердце божие?" З. Гиппиус); поэтому такие созвучия обычно не рассматривают в качестве Р., а относят к обл. звук. орг-ции стиха.

Феномен Р. развился из распростр. в фольклоре в древних лит-рах синтаксич. параллелизма. В европ. лит-рах она впервые появляется не в стихах, а в антич. ораторской прозе. С утратой долгот в метрич. стихосл. Р. становится дополнит. средством орг-ции нового, более своб. силлабич. стиха. В эпоху средневековья европ. поэзия целиком рифмов.; в новое время — рифмов. по преимуществу. Нерифмов. белый стих долгое время используется как исключение в имитациях антич. стиха, получив широкое распространение лишь в свободном стихе 20 в.

Наиб. Существ. стихообразующую роль Р. приобретает в стихотв. формах, к-рые отличаются ослабл. соизмеримостью стихов — неравностопных и лишенных метра. Поскольку у разных народов и на разных этапах развития стиха к Р. предъявлялись разл. требования, единого определения Р. с т. зр. ее звук. состава быть не может. Принятые в стиховедении классификации Р. имеют не общий, а частный, огранич. конкретной нац. поэтич. практикой характер.

В рус. стихосложении Р. принято классифицировать с т. зр. ее звук. строения, лексич. и грамматич. признаков, слогового строения, взаимного расположения. Выделяемые по указ. принципам Р. получили неодинаковое распространение; оно определялось исторически меняющейся условностью. С т. зр. звук. состава Р. принято разделять на точные и неточные, богатые и бедные (типология основана на утвердивш. в 18 в. требовании тождества звуков и рифмующихся звук. комплексов). Точные Р. характеризуются совп. ударных гласных и всех следующих за ними звуков ("лицеме́рить — ве́рить"); приблизительные Р. допускают несовпадение заударного гласного ("мно́го — бо́гу"); неточные (допускающие несовпадение согласных), в свою очередь, разделяются на неск. типов: усеченные Р. ("ступе́ни — Евге́ний", "расска́з-тоска́", "вы́молоть — жи́молость"), замещенные Р. ("ве́тер — ве́чер"), ассонанс ("слу́шайте — ло́шади"), консонанс или диссонанс ("та́ющая — ве́ющая", "ли́к — сне́г"), "левосторонние" Р., в к-рых неточность созвучий в заударной части слова компенсируется созвучием предударной части ("черда́к — чехарда́", "шо́потов — шо́рохи"). В истории, развития Р. отчетливо проявляется тенд. к расшатыванию Р. от точной (в 18 в.) ко все более неточной (в 20 в.). Богатые Р. отличаются от бедных тем, что созвучие звук. комплексов усилено совпадением опорных согласных ("ревнова́ть — изныва́ть"); требование богатой Р. в 18—19 вв. было обязательным лишь для Р., в к-рых ударение падает на последний открытый слог ("Невы́ — вы́"), в противном случае Р. считалась недостаточной ("Невы́ — резеды́"). В поэзии 20 в. это требование утратило свое значение.

Относительно лексич. и грамматич. признаков Р. разделяют на однородные и разнородные (однородные, или грамматические, предполагают созвучия слов, относящихся к одной части речи и в одинаковых грамматич. формах: "сия́ет — озаря́ет"), омонимические ("по калачу́ — поколочу́"), тавтологические ("була́т — була́т"), простые и составные (в последних одно слово рифмуется с двумя и более: "ты́ ли? — заны́ли", "невыгова́риваемые — това́р, и вы, и мы, и я!" — В. Брюсов). Требование разнородных Р. появляется уже в 18 в., омонимич. и тавтологич. встречаются эпизодически (гл. обр. в сатирич. произв.), составные Р. появляются в нач. 19 в., долгое время ощущаются как экзотич. и становятся привычными, нейтральными в совр. поэзии.

Что касается слогового строения Р., то ее делят (в завис, от положения ударного слога) на мужские ("занемо́г — не мо́г"), женские ("пра́вил — заста́вил"), дактилические ("огневе́ющей — ве́ющей"), гипердактилические ("холоде́ющую — розове́ющую"), на равносложные и неравносложные (в последнем случае рифмуются слова с разными окончаниями: "вре́зываясь — тре́звость", "Касса́ндра — хандра́"). В силлабо-тонич. и тонич. рус. стихе Р. и клаузула, как правило, совпадают. В силлабич. стихе 17 — нач. 18 в. Р., к-рые с совр. т. зр. характеризуются как неравносложные ("Фому́ — до́му"), не требовали совпадения каталектик (односложная Р. не обязательно была мужской: "пи́шется — приде́тся", а двусложная — не обязательно женской: "еси́ — принеси́").

С т. зр. взаимного расположения различают Р.: смежные (аабб), перекрестные (абаб), охватные или опоясывающие (абба), смеш. (напр., тернарные — аабввб), двойные, тройные и пр. Повторяющееся расположение Р. является одним из осн. признаков строфы. Кол-во рифменных созвучий в яз. имеет свои пределы, поэтому в поэзии неизбежно повторение одних и тех же Р.; наиб. распростр. и "очевидные" Р., подтверждающие "рифмическое ожидание", называют обычно банальными ("ро́зы — моро́зы"), нарушающие это ожидание — оригин., "экзотич." ("о́кунь — конь о́ конь", "де Ме́стр — пале́стр"). Оценка Р. как "хорошей" или "плохой" в ист. плане была связана с меняющимися требованиями к Р., в аналитич. — с характером соответствия Р. стилистич. целому стихотв. текста.